Неточные совпадения
Когда
солдат поднял воротник, чтобы закурить трубку, Клименко выхватил у него ружье и убил его наповал, потом как ни в чем не бывало
вернулся в Александровский пост, где был задержан и вскоре повешен.
«О чем я сейчас думал? — спросил самого себя Ромашов, оставшись один. Он утерял нить мыслей и, по непривычке думать последовательно, не мог сразу найти ее. — О чем я сейчас думал? О чем-то важном и нужном… Постой: надо
вернуться назад… Сижу под арестом… по улице ходят люди… в детстве мама привязывала… Меня привязывала… Да, да… у
солдата тоже — Я… Полковник Шульгович… Вспомнил… Ну, теперь дальше, дальше…
Умом он знал, что ему нужно идти домой, но по какому-то непонятному влечению он
вернулся в столовую. Там уже многие дремали, сидя на стульях и подоконниках. Было невыносимо жарко, и, несмотря на открытые окна, лампы и свечи горели не мигая. Утомленная, сбившаяся с ног прислуга и солдаты-буфетчики дремали стоя и ежеминутно зевали, не разжимая челюсти, одними ноздрями. Но повальное, тяжелое, общее пьянство не прекращалось.
Когда затихли шаги двух
солдат с лазутчиками, Панов и Никитин
вернулись на свое место.
Отцы мало говорят, а только с сожалением чмокают языками и вздыхают, зная, что теперь уж не видать им выхоженных ими и выученных помощников, а
вернутся к ним уж не те смирные, работающие земледельцы, какими они были, а большей частью уже развращенные, отвыкшие от простой жизни щеголи-солдаты.
— Вечор еще уехал на мельницу, да, видно, все в очередь не попадет; а пора бы
вернуться. Постой-ка, батюшка, кажись, кто-то едет по улице!.. Уж не он ли?.. Нет, какие-то верховые… никак,
солдаты!.. Уж не французы ли?.. Избави господи!
Рейтары были уже совсем близко, у Калмыцкого брода через Яровую, когда Белоус, наконец, поднялся. Он сам отправился в затвор и вывел оттуда Охоню. Она покорно шла за ним. Терешка и Брехун долго смотрели, как атаман шел с Охоней на гору, которая поднималась сейчас за обителью и вся поросла густым бором. Через час атаман
вернулся, сел на коня и уехал в тот момент, когда Служнюю слободу с другого конца занимали рейтары [Рейтары — солдаты-кавалеристы.]. Дивья обитель была подожжена.
И они ушли. Как-то ушли. Были, стояли, говорили — и вдруг ушли. Вот здесь сидела мать, вот здесь стоял отец — и вдруг как-то ушли.
Вернувшись в камеру, Сергей лег на койку, лицом к стене, чтобы укрыться от
солдат, и долго плакал. Потом устал от слез и крепко уснул.
Когда Дутлов
вернулся домой, молодайка уже уехала с Игнатом, и чалая брюхастая кобыла, совсем запряженная, стояла под воротами. Он выломил хворостину из забора; запахнувшись, уселся в ящик и погнал лошадь. Дутлов гнал кобылу так шибко, что у ней сразу пропало всё брюхо, и Дутлов уже не глядел на нее, чтобы не разжалобиться. Его мучила мысль, что он опоздает как-нибудь к ставке, что Илюха пойдет в
солдаты, и чортовы деньги останутся у него на руках.
Я с любопытством вслушивался в разговоры
солдат и офицеров и внимательно всматривался в выражения их физиономий; но решительно ни в ком я не мог заметить и тени того беспокойства, которое испытывал сам: шуточки, смехи, рассказы выражали общую беззаботность и равнодушие к предстоящей опасности. Как будто нельзя было и предположить, что некоторым уже не суждено
вернуться по этой дороге!
Наша бригада скучала. Правда, один раз часть Нежинского полка ходила на рекогносцировку, или, вернее, для наказания вооруженных и восставших жителей, в Лом. Пошли, наказали и
вернулись. Одного потеряли убитым, и один
солдат спасся каким-то чудом.
Мы сыскали фонтан, набрали воды и вразброд
вернулись на бивуак.
Солдаты, немного отдохнув, уже оживились, чему, конечно, способствовали эти далекие выстрелы.
Гроссевич
вернулся назад, чтобы одеться, и к ужасу своему увидел, что
солдаты увезли с собой всю его одежду и даже обувь.
Он, конечно, услышит выстрелы с дороги, и
вернется сюда уже не один, a со значительной частью русских солдат-храбрецов, которые и перехватают неприятеля, накрыв его здесь.
— Вот видишь, король, — заговорили вокруг Дуль-Дуля царедворцы, — напрасно ты отпустил
солдата. Он не
вернется к нам. Кому охота вариться в котле, когда он может уйти в другую страну и служить другому королю!
Когда он немного погодя
вернулся, Алешка был уже принцем, селедочник —
солдатом, а кучер — мужиком.
— Что ж, бабушка, — говорит
солдат, — внучки твои малинки лесной хучь бы кузовок принесли… С молоком — важная вещь. Уж я бы им пятак на косоплетки выложил. Да и грибов бы собрали. У вас тут этого земляного добра лопатой не оберешь. А я бы насушил, да фельдфебелю нашему, с дачи на фронт
вернувшись, в презент бы и поднес. Гриб очень солдатским снеткам соответствует.
Красавица-русалка Вера Николаевна, отболевшая в Харбине тифом, не захотела
вернуться в султановский госпиталь и осталась сестрою в Харбине. Тогда на ее место перевелась в султановский госпиталь штатной сестрою жилица одинокой фанзочки, «графская сестра», как ее прозвали
солдаты. В качестве штатной сестры она стала получать жалованье, около 80 руб. в месяц. Жить она осталась в той же фанзе, только вместо нашего
солдата ей теперь прислуживал
солдат из султановского госпиталя.
— Ничего, не робей.
Вернемся с разведки, всем по чарке поднесу. Водка вмиг состав этот створаживает, опять все в теплое тело войдем. Ужель стану я
солдат своих самолучших портить? Да и я ж с вами… Из приварочной экономии командир всем по десяти целковых обещал, окромя награды, — да и я от себя прибавлю… Подошвы войлоком все подшили?
— И чтò же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то
вернется к вам ни
солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за пего, — прибавил оратор, одушевляясь.
— Ишь, шельма, пришла! — услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. — Пришла, шельма, помнит! Ну, ну, буде. — И
солдат, отталкивая от себя собаченку, прыгавшую к нему,
вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что-то завернуто в тряпке.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на всё тело. Один из
солдат сердито, злобно и болезненно крикнул, на Пьера, чтоб он
вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.